Неточные совпадения
Старший брат, всегда уважавший суждения меньшего, не знал хорошенько,
прав ли он или нет, до тех пор, пока свет не решил этого вопроса; сам же, с своей стороны, ничего не имел против этого и вместе с Алексеем пошел к Анне.
На
старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и был
прав, потому что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром, бог весть какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро в деревенской церкви, зная, что отец не любит офицеров по странному предубеждению, будто бы все военные картежники и мотишки.
Мы уже сказали, что
старшая дочь Агриппины Филипьевны была замужем за Половодовым; следующая за нею по летам, Алла, вступила уже в тот цветущий возраст, когда ей неприлично было оставаться в недрах муравейника, и она была переведена в спальню maman, где и жила на
правах совсем взрослой барышни.
Тот же критик решил (очень энергически), что в драме «Не так живи, как хочется» Островский проповедует, будто «полная покорность воле
старших, слепая вера в справедливость исстари предписанного закона и совершенное отречение от человеческой свободы, от всякого притязания на
право заявить свои человеческие чувства гораздо лучше, чем самая мысль, чувство и свободная воля человека».
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «в страхе да в добродетели», по словам Русакова, дурных книг не читала, людей почти вовсе не видела, выход имела только в церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к
старшим и о
правах сердца не могла ниоткуда набраться, от претензий на личную самостоятельность была далека, как от мысли — поступить в военную службу…
И когда пришел настоящий час, стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и щемить, ровно стало что-нибудь подымать ее, и смотрит она то и дело на часы отцовские, аглицкие, немецкие, — а все рано ей пускаться в дальний путь; а сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, позадерживают; однако сердце ее не вытерпело: простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимыим, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами
старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворовою и, не дождавшись единой минуточки до часа урочного, надела золот перстень на
правый мизинец и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высокиих зверя лесного, чуда морского, и, дивуючись, что он ее не встречает, закричала она громким голосом: «Где же ты мой добрый господин, мой верный друг?
— Будемте друзьями — вот как! — Зинаида дала мне понюхать розу. — Послушайте, ведь я гораздо старше вас — я могла бы быть вашей тетушкой,
право; ну, не тетушкой,
старшей сестрой. А вы…
Когда Дмитрий Борисыч совершенно прочухался от своего сновидения, он счел долгом пригласить к себе на совет
старшего из пятерых полицейских, Алексеева, который, не без основания, слыл в городе
правою рукой городничего.
Старшие юнкера изводятся от нетерпения — они уже перестали называть себя господами обер-офицерами, иначе рядом с выдуманным званием не так будет сладко сознавать себя настоящим подпоручиком, его благородием и, по
праву, господином обер-офицером.
Все четыре роты, четыреста человек, неторопливо выливаются на большой внутренний учебный плац и выстраиваются в двухвзводных колоннах: на
правом фланге юнкера
старшего курса с винтовками; на левом — первокурсники без оружия.
Между прочим, подходило понемногу время первого для фараонов лагерного сбора. Кончились экзамены.
Старший курс перестал учиться верховой езде в училищном манеже. Господа обер-офицеры стали мягче и доступнее в обращении с фараонами. Потом курсовые офицеры начали подготовлять младшие курсы к настоящей боевой стрельбе полными боевыми патронами. В
правом крыле училищного плаца находился свой собственный тир для стрельбы, узкий, но довольно длинный, шагов в сорок, наглухо огороженный от Пречистенского бульвара.
Беседовавший с ним другой чиновник, толстый, как сороковая бочка, с злыми, воспаленными зеленоватыми глазами, состоял
старшим советником губернского правления и разумелся
правой рукой губернатора по вымоганию взяток.
—
Правей,
правей! — говорил
старший, — чего стал влево забирать, дурень? Сверли туда, где копья торчат!
— Да, — начал он, — в наше время молодые люди были иначе воспитаны. Молодые люди не позволяли себе манкировать
старшим. (Он произнес: ман в нос, по-французски.) А теперь я только гляжу и удивляюсь. Может быть, не
прав я, а они правы; может быть. Но все же у меня есть свой взгляд на вещи: не олухом же я родился. Как вы об этом думаете, Увар Иванович?
Для Круциферских Крупов представлял действительно
старшего в семье — отца, дядю, но такого дядю, которому любовь, а не
права крови дали власть иногда пожурить и погрубить, — что оба прощали ему от души, и им было грустно, когда не видали его дня два.
Душевные свойства обоих князей в это время обозначались уже в весьма определенных задатках; отец мой, который был одним годом моложе дяди Якова, первенствовал над
старшим братом по превосходству своих дарований, и князь Яков не продал ему
права своего первородства ни за какую чечевицу, а уступил ее безмездно как «достойнейшему».
То грезилось господину Голядкину, что находится он в одной прекрасной компании, известной своим остроумием и благородным тоном всех лиц, ее составляющих; что господин Голядкин в свою очередь отличился в отношении любезности и остроумия, что все его полюбили, даже некоторые из врагов его, бывших тут же, его полюбили, что очень приятно было господину Голядкину; что все ему отдали первенство и что, наконец, сам господин Голядкин с приятностью подслушал, как хозяин тут же, отведя в сторону кой-кого из гостей, похвалил господина Голядкина… и вдруг, ни с того ни с сего, опять явилось известное своею неблагонамеренностью и зверскими побуждениями лицо, в виде господина Голядкина-младшего, и тут же, сразу, в один миг, одним появлением своим, Голядкин-младший разрушал все торжество и всю славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего, втоптал в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, что Голядкин-старший и вместе с тем настоящий — вовсе не настоящий, а поддельный, а что он настоящий, что, наконец, Голядкин-старший вовсе не то, чем он кажется, а такой-то и сякой-то и, следовательно, не должен и не имеет
права принадлежать к обществу людей благонамеренных и хорошего тона.
— Душка мой!! — проговорил господин Голядкин-младший, скорчив довольно неблагопристойную гримасу господину Голядкину-старшему, и вдруг, совсем неожиданно, под видом ласкательства, ухватил его двумя пальцами за довольно пухлую
правую щеку.
Я изобразил бы вам потом Андрея Филипповича, как
старшего из гостей, имеющего даже некоторое
право на первенство, украшенного сединами и приличными седине орденами, вставшего с места и поднявшего над головою заздравный бокал с искрометным вином, — вином, нарочно привозимым из одного отдаленного королевства, чтоб запивать им подобные мгновения, вином, более похожим на божественный нектар, чем на вино.
Шестьдесят воинов, блестя золочеными шлемами и щитами, стояло в ряд по левую и по
правую сторону трона;
старшим над ними сегодня был чернокудрый красавец Элиав, сын Ахилуда.
‹…›Троицын день у лютеран в особенном почете, и если я не ошибаюсь, в школе он праздновался в течение трех суток. Тут младших два класса под предводительством надзирателей уходили на какую-нибудь ближайшую ферму, а нам,
старшим, предоставлялось
право нанимать верховых лошадей и под предводительством надзирателя пускаться в довольно отдаленные прогулки.
— Мы не без совести, — объяснял
старший племянник, — мы очень любили дяденьку и всегда чувствуем к ним благодарность, а так как у них не осталось завещания, поэтому мы в своем
праве… Да-с. Тетенька сами по себе, мы сами по себе; они свою четвертую часть получат сполна-с… Нам даже очень жаль дяденьку, а как они без завещания померли, мы в своем
праве.
— Намекал я тебе, Матвей, сыне мой, что было бы лучше, если б ты в контору пошёл, и — был я
прав! И так всегда
старшие! Разве, при строптивости твоей, можно выдержать послушание келейника? Вот ты скверно изругал почтенного отца Антония…
—
Право, после, теперь лучше потолкуем о деле. Я запечатаю вам в пакет; вы поедете, хоть часу в седьмом, сегодня; ну, сначала обыкновенно посидите с Катериной Архиповной, а тут и ступайте наверх — к барышням. Она, может быть, сидит там одна,
старшие все больше внизу.
Поле словесной битвы, постоянно оставалось, таким образом, за людьми зрелыми, разумными и опытными; молодое поколение обычным путем вступило в свои
права — наслаждаться поучениями
старших.
Студзинский. Нет, она совершенно
права! Я кругом виноват. Нельзя было его оставить! Я
старший офицер, и я свою ошибку поправлю! (Берет револьвер.)
Боровцов. Каких тебе денег? Мы с тобой квиты. Если ты просишь теперича себе на бедность, так нешто так просят! Нешто грубиянить
старшим ты можешь? Ты б грубиянил давеча, как
право имел, пока не подписал. Тогда я тебе кланялся, а теперь ты мне кланяйся. Дураки-то и всё так живут! Был я у тебя в руках, так не умел пользоваться. А теперь прощай. Никто тебя, дурака, не неволил, силой тебя не тянули подписывать-то! Что смотришь-то?
В 1860 г. по совету писателя его
старший брат М. М. Достоевский перевел этот роман на русский язык.] употребил почти такой же прием, и хоть и не вывел стенографа, но допустил еще большую неправдоподобность, предположив, что приговоренный к казни может (и имеет
право) вести записки не только в последний день свой, но даже в последний час и буквально последнюю минуту.
Г. Голядкин-младший всегда умеет остаться
правым, ускользнуть от объяснений, отвернуться и подольститься, когда нужно; он способен даже заставить другого заплатить за съеденные им расстегаи; и при всем том он со всеми хорош, он смело рассуждает там, где Голядкин-старший умиленно теряется, он сидит в гостиной там, куда Голядкин-старший и в переднюю показать нос боится…
Карл Миллер, брат хозяина зверинца, стоял в крошечной дощатой уборной, перед зеркалом, уже одетый в розовое трико с малиновым бархатным перехватом ниже живота.
Старший брат, Иоганн, сидел рядом и зоркими глазами следил за туалетом Карла, подавая ему нужные предметы. Сам Иоганн был сильно хром (ему ручной лев исковеркал
правую ногу) и никогда не выходил в качестве укротителя, а только подавал брату в клетку обручи, бенгальский огонь и пистолеты.
По обе стороны палубы, от шканцев до бака, стояла, выстроившись в две шеренги, команда; на левой стороне шканцев выстроился караул, а на
правой — офицеры, имея на
правом фланге
старшего офицера, а на левом кадета Ашанина.
Кричали и визжали стрижки, шумели, суетились средние, хохотали и не меньше детей забавлялись
старшие. Все безнаказанно могли шуметь, кричать и возиться в указанное для игры время. Доктор Николай Николаевич отвоевал это
право детям.
— Не имеете
права! Никакого
права… У нас своя надзирательница есть. Пусть она и наказывает… Антонина Николаевна пускай разберет, — слышались глухие, сдержанные голоса
старших.
Имея в своем распоряжении среднее отделение приюта, Павла Артемьевна не ограничивалась, однако, своей воспитательною ролью среди вверенных ее наблюдению подростков. Пользуясь своими
правами рукодельной наставницы, она то и дело вмешивалась в дела
старшего и младшего отделения. Постоянные недоразумения на этой почве с доброй и мягкой тетей Лелей или сдержанной, вдумчивой Антониной Николаевной отнюдь не умеряли воспитательный пыл Павлы Артемьевны.
— Она
права, млада сербка
права, mesdames, — первая подняла голос Наля Стремлянова, — рано еще объявлена, a объявят ее — так разве же не можем мы быть уверены в несомненной победе наших? Ведь, защищая обиженных братьев-славян, поднимет оружие наша милая родина, голубушка-Россия. Так говорили мне мои братья, мой отец, все
старшие. Так неужели же Господь не поможет нам победить зазнавшегося врага?
На фоковые и гротовые брасы на
правую, на крюйсельные брасы на левую, на контра-брасы на левую, командует
старший офицер.
Он был актер"старой"школы, но какой? Не ходульной, а тонкой, правдивой, какая нужна для высокой комедии. Когда-то первый любовник в светских ролях, Сосницкий служил даже моделью для петербургских фешенеблей, а потом перешел на крупные роли в комедии и мог с полным
правом считаться конкурентом М.С.Щепкина, своего
старшего соратника по сцене.
Из дочерей
старшая, если не ошибаюсь, носила фамилию своего отца Нарышкина, а девочка, рожденная уже в браке с Дюма, очень бойкая и кокетливая особа, пользовалась такими
правами, что во время десерта, когда все еще сидели за столом, начала бегать по самому столу — от отца к матери.
Во-первых, Один во всей Туле он разъезжал в санках, запряженных в «пару на отлете»: коренник, а с
правой стороны, свернув шею кольцом, — пристяжная. Мчится, снежная пыль столбом, на плечах накидная шинель с пушистым воротником. Кучер кричит: «поди!» Все кучера в Туле кричали «берегись!», и только кучер полицмейстера кричал «поди!» Мой
старший брат Миша в то время читал очень длинное стихотворение под заглавием «Евгений Онегин». Я случайно как-то открыл книгу и вдруг прочел...
Вероятнее всего, что не был, потому что, если бы действительно он был женат на ней, то, будучи человеком в высшей степени аккуратным, он наверное позаботился бы об имени и звании своих детей и о их гражданских
правах, тем более, что он хорошо знал, что эти вторые дети после его смерти будут иметь сильного соперника в лице Сергея
старшего.
И Лир рассказывает все, что он потерпел от
старших дочерей, и говорит, что теперь он хочет прибегнуть к той, которая была бы
права, если присудила бы его к смерти.
Отец прискакал сюда вслед за ними и сначала запросил было по-московски много, чтобы «обуздать распутницу», но потом стал сильно уступать и, наконец, сдался на то, чтобы ему отдали бы, по крайней мере, хотя одну
старшую дочь, которой по возрасту ее угрожала наибольшая опасность от безнравственной матери; но жена тем временем успела уже отвезти девушку в Екатерининский институт, и тут отеческие
права встретили предел, его же не преидеши.
А в столовой, на одном конце княгиня Марфа Петровна с барынями, на другом князь Алексей Юрьич с большими гостями. С
правой руки губернатору место, с левой — генерал-поручику, за ними прочие, по роду и чинам. И всяк свое место знай, выше
старшего не смей залезать, не то шутам велят стул из-под того выдернуть, аль прикажут лакеям кушаньем его обносить. Кто помельче, те на галерее едят. Там в именины человек пятьсот либо шестьсот обедывало, а в столовой человек восемьдесят либо сто — не больше.
Ментиков. Я (со слезами в голосе). Вы мой друг, Георгий Дмитриевич,
старший брат, и я подчиняюсь решению вашего голоса, но какое
право имеет она? Кто такое она, желал бы я знать, извините меня за смелость…
С отведенного мне места у
правой кулисы я вижу и наших экзаменаторов, и
старших курсовых, и публику.
Хата, в которой родился Кирилл Григорьевич и провел детство
старший брат его, стояла среди Лемешей, по
правую сторону почтовой дороги от Козельца в Чернигов.
В то время, когда весь поглощенный честолюбивыми замыслами Григорий Александрович Потемкин выказывал чудеса храбрости и недюжинные способности военачальника в войне с турками, а между тем в Петербурге подготовлялся ему еще более высший служебный жребий — пост
правой руки мудрой государыни, в далеком Смоленске, в доме подполковника Василия Андреевича Энгельгардта, среди многочисленных дочерей последнего, рос миловидный десятилетний мальчик Володя — приемыш Василия Андреевича и его жены Марфы Александровны,
старшей сестры Потемкина.
— Не
права, тысячу раз не
права, я вела себя как легкомысленная девочка, и вам ничего не оставалось, как пожаловаться
старшим.
— Нельзя, братцы, должность моя не позволяет… Смирно! В одну шеренгу стройся. На первый и второй рассчитайсь. Какой там хлюст на
правом фланге разговаривает? Я тебе поговорю! Ряды вздвой! Отставить. Чище делай!.. Сидорчук, вали с ротой за
старшего. В случае чего я тебе голову отвинчу… Спасибо, орлы, за службу! С богом!.. Ать-два, ать-два… Дай ножку!..
— Милый друг, — ответил ему граф тоном
старшего родственника, — скажи мне откровенно, разве ты когда-нибудь думал серьезно о своих сословных
правах? Пользовался ты своим именем и происхождением, чтобы там, на месте, в уезде, играть общественную роль?.. Конечно, нет.